*Безобразнейшее Событие*
/Посвящается десяти годам демократии/


19 августа 200.. года, в 16:30, огромное серое здание, возвышающееся над рекой, неожиданно для всех, начало плавно взлетать вверх. Прохожие, сначала не заметившие этого события, услышали звук рвущихся у фундамента стержней арматуры, начали вертеть головами, пытаясь найти его источник, останавливаться, открывать рты, возбужденно указывать пальцами на серый Шкаф в безоблачном небе, смеяться, и наоборот кричать, с ужасом ощущать, как становятся дыбом волосы и нервически вздрагивать от доносящегося скрипа-стона. Движение по мосту рядом с уходящим вверх Зданием затормозилось и потом сошло на нет. Несколько минут задние ряды надрывались гудками, а трамвай, застрявший на середине моста, дал несколько пронзительных звонков. Кое-кто даже попытался развернуться и выехать от греха подальше из создавшейся пробки, но ничего не вышло, только нескольких мелких аварий, да еще больший беспорядок. Автомобилисты, матюгаясь, выскакивали из машин, и почти сразу же застывали в изумлении, увидев подымающееся в небо Здание. На набережные и проспекты валил городской народ. С каждой минутой людей становилось все больше и больше, и вскоре все вокруг Здания запестрело от людской массы.

- Гля, какая бандура летит, - восторженно шептал кто-то в толпе.
- Дожились, - плаксиво причитала какая-то бабка, - Что ж будет-то теперь?
- Ну все, Семен Семеныч, держись. Чистой воды спекуляция.
- Что они там, все, сдурели? - отвечал бас.
- Закат реформ, - вторил кто-то, - я Вам точно говорю - закат. Коммунисты
этого им не простят.
- Позвольте, а при чем тут коммунисты? - оборачивался другой.
- Вылитый гроб, истинно вам говорю, - сжимая в левой руке картуз,
мелко крестился мужик с глазами навыкат, - Да пребудет с нами святая сила!
- Аминь - бросил кто-то сардонически, и добавил - Аллах акбар.
- Еманется, - молодой голос.
- Фхх, - презрительный фырчание в ответ, - не еманется.
- Маша, Лиля! - пронзительный крик мамаши.
- Двадцать лет дом стоял, и тут на тебе - полетел.
- Безобразие! Нужно жаловаться!
- Жаловаться? Кому жаловаться?
- Да кому угодно. Губернатору, например.


Распихивая толпу на Ленинском, к ее переднему краю протискивалась группа людей в серых и черных пиджаках. Возглавлял группу невысокого роста человек, с красным лицом, в меру полноват и лысоват, но с одышкой. Завидя его, в толпе восторженно шептались: "Губернатор, губернатор. Сам, сам пришел!" Пробираясь, человек не отводил глаз от воспарящего Здания, и что-то шептал себе под нос. Лицо его было смесью изумления и сдержанного неудовольствия. Саженного роста его заместитель, широкоплечий, коротко подстриженный, в черном пиджаке, что-то ухал сзади, раздвигая саженным же размахом рук людей вокруг высокопоставленного чиновника. При этом он еще умудрялся оглядываться назад и что-то говорить по мобильному телефону. Слышались фразы: "социальный заказ" и "политическая разборка". На лицах остальных сопровождающих бродило выражение тоски и неуверенности. Кое-кто из них даже пытался отстать в водовороте толпы, но тоже неуверенно.

Когда группа протиснулась сквозь толпу и вышла на несколько шагов вперед, черный повернулся к губернатору, и отрапортовал:
- Пал Палыч уже в курсе - его бригада выезжает.
Губернатор, не отводя глаз от громадины, переспросил:
- Прямо вот сюда?
- Это же его участок. - черный замялся.
- Ладно, пусть едет - губернатор повернулся к черному, и с неудоменьем спросил, - Это что же, ех твою мать, делается?
Черный немного ужался и ответил:
- Природная аномалия, Асмодий Павлович! - и не к месту добавил, - двадцать лет уже мотает.
- Ты мне это брось, - погрозил губернатор и повернулся обратно, - двадцать лет... безобразие какое.


Приехала кавалькада темных иномарок с тонированными стеклами. Черный метнулся ко второй, что-то долго объяснял в приоткрытое стекло. Машины развернулись и уехали обратно. Черный оттер пот со лба и глубоко выдохнул. Впрочем, тут же запищал его мобильный телефон, и он, возвращаясь к губернатору, начал что-то кричать в него.


Тем временем Громадина закончила свое движение вверх и зависла в метрах трехстах от земли. На месте, где она стояла раньше, сияла свежая рана в земле, громоздились разорванные бетонные плиты, торчали вверх обрывки арматуры, фонтаны воды, искры коротких замыканий. Легкий ветерок уносил клубы пыли и пара.


Неистово гудя неохотно расступающейся толпе, подъехала агитка. Из передней двери вылез длинный сутулый человек с папкой и рысью подскочил к свите.

- Все готово, Асмодий Павлович.
- Кхм, кхм.
- Трансляция на другие машины и стационары по городу, местное телевидение и все радиостанции.
- Кф, кф, - губернатор прочистил нос.
- Текст согласован с Москвой.
- Экхм.
- С Самим! - шептнул сутулый.
- Э… ну что же… давайте начинать.

Сутулый кинулся обратно к фургону. Оттуда вылезло несколько в опрятных синих спецовках, начали разматывать провода, носить какие-то стойки, микрофоны. Наконец вынесли трибуну с державным символом, которую поставили возле губернатора и установили на ней микрофоны. Сутулый постучал в один микрофон, в другой, сказал "раз... два". Из фургона ему подали знак.

- Можно начинать, Асмодий Павлович.
- Ну, с Богом, - ответил губернатор.

Он подошел к трибуне, помялся, наконец, втиснулся в нее. Свита расположилась позади губернатора. Черный опять скакнул, вернулся, поставив на трибуну бутылку минералки и стакан. Губернатор нахлобучил очки тонкой оправы, откашлялся, просмотрел поданные листки, откашлялся снова, посмотрел из под очков на сутулого. Тот кивнул. Губернатор откашлялся опять, наклонился к микрофонам и начал читать. Его голос заполнил всю округу, и видимо весь город.

"Уважаемые сограждане и жители города! Дорогие люди труда и капитала!

Все мы стали свидетелями необычного природного явления, которое случилось в нашем городе. Вот уже двадцать лет как известное всем нам Здание, спокойно, я бы сказал - надежно, стояло на земле нашего города. Но вот случилось невероятное, (пауза) я бы сказал - совершенно невероятное. В нарушение всяческих законов физики, и вообще природы, Здание перестало..."

Речь губернатора длилась не менее двадцати минут. Он делал паузы, чтобы откашляться, отпить из стакана и перелистнуть бумажки. Под конец он сказал:

"Прошу сохранять порядок и спокойствие. Городские, и не только, власти предпринимают все необходимые меры для предотвращения каких-либо нежелательных последствий."

Между тем порядка больше не становилось.

По краям толпы ехала маленькая агитка КПРФ. Она была облеплена красными флагами, над которыми возвышался транспарант: "Паралич власти - причина разрушения Здания!". И с обратной стороны: "Долой диктатуру капитала! Вся власть Государственной Думе!" Из множества динамиков доносилась речь диктора, которую перекрывал громом Интернационал. Агитка прокатилась по Пролетарской, пробралась через усыпанный людьми и машинами съезд с моста, нырнула на Московский, покатилась-понеслась, трепеща своими флагами, наконец, исчезла вдали за недостроенным мостом.

На реке, между толпами на двух берегах, шел лоцманский буксир. С его борта свешивались человек десять команды, которые курили, с интересом рассматривали висящую в небе Громадину, и почему-то весело смеялись. Напротив середины острова буксир дал длинный гудок. Его рев напугал грудных детей, прокатился по берегам реки и улетел в далекие улицы города.

Серые милицейские грузовики пробирались к краям толп, из каждого выскакивало человек по двадцать в серо-синем камуфляже, с дубинками, в касках с прозрачными щитками, и с автоматами и щитами. Они начинали оттеснять толпу, некоторых милиция хватала за руки и уводила в те же машины. Женщин уговаривали словами.

По толпе пошли слухи, что в город вводят войска. Говорили, что по Советскому уже идут танки. Кое-кто поговаривал о всеобщей мобилизации. Военные скептически усмехались, но слухи не опровергали.

К микрофону был допущен представитель православной Церкви. Он долго и благозвучно призывал к всеобщему спокойствию и примирению, указывая на соответствующие места в Библии, особенно напоминая известные многим чудеса Христа. Ручеек впечатленных речью прихожан потянулся на площадь Победы, поближе к Богу, подальше от Громадины.

Представители Гуманитарного Правового Университета проводили в толпе социологический опрос, выясняя отношение жителей города к событию, в общем, и к Зданию в частности. Спрашивали они о том, как по мнению уважаемого гражданина или гражданки, изменится политическая, экономическая и гуманитарная ситуация в городе в связи с изменением в состоянии Здания. Впрочем, отвечали им в основном неохотно. Видимо сказывалось общая неподготовленность в этой теме и всеобщая взволнованность.

Особенно благодарны были Зданию владельцы близлежащих кафе и ресторанов. Спрос на прохладительные напитки подскочил неимоверно, да и закуска тоже пользовалась успехом. Многие владельцы, забывая о совершенной недавности события, прикидывали в уме барыши на неделю вперед.

Дожидались приезда съемочных групп телевидения из Москвы и из соседних стран. Местные же телевизионщики пытались получить в мэрии экслюзивное право на съемку Громадины. Представители мэрии были весьма туманными, и от взяток отказывались. Перебили, - с горечью разносилось среди представителей местных масс-средств, - Москвичи перебили. Однако.

Журналисты же напротив потирали руки, на горизонте явно замаячила долгая, а значит денежная тема. Гордо оглядываясь вокруг, впитывая малейшие детали, прислушиваясь к каждому разговору, настроению, они чирикали в свои блокноты особо яркие фразы и обороты. Наиболее официозная часть из них занималась охотой на должностных лиц и просто известных людей, вытягивая клещами из своих жертв ответы и высоковажные оценки.

Художники, фотографы, графики, вся эта братия пера, карандаша и объектива, облепили как мухи дорожки вдоль Московского проспекта и Нижнего Пруда. Появилось огромное множество желающих быть запечатленными на фоне парящей Громадины.

Представители научной интеллигенции предпочли затвориться в своих кабинетах, и сгорать от стыда за науку, да и природу тоже. Невероятно! Что же это делается! Нонсенс! - только это и крутилось в головах высокоученных мужей. Студенты средних курсов естественнонаучных факультетов Университета с важными лицами рассказывали знакомым и девушкам про антиматерию, антигравитацию и почему-то квантовую телепортацию. Студенты же старших, мрачнели, уходили куда-то в тень деревьев, и предпочитали за водкой ничего не слышать.

Выделилась группа манихейцев, вносящих раскол в интеллигентсткую среду. Они зачитали Манифест Здания, в котором поносили всю современную культуру, связанную по их выражению "оковами логики и разума". Впрочем, выступления двух общепризнанных светил полностью разбили доводы группы и покрыли ее позором.

Нашлись в городе и те, кто наоборот ничего не хотел знать о Здании. Эти люди прятались от него в своих холодных квартирах или, наоборот, в дешевых душных забегаловках. Что заставляло их там оставаться остается тайной.

Массовый исход народонаселения в центр города обнажил его окраины. Кто-то почистил 15 квартир на улице Тельмана, в одной из которых пропало известное по всему городу фортепиано Стравинского. Милиция разрывалась на части, но фортепиано так и не смогла найти.

В общем, взлет Здания стал событием. Десятки тысяч людей вдруг почувствовали, как колеблется под ногами устойчивая ранее почва мироздания, рушатся привычные представления, и летит в тартарары вместе со Зданием их вера в знание. Многие решили креститься, другие же, напротив, стали убежденными атеистами. Безусловен был удар по престижу науки, который впрочем, последние несколько лет итак был невысок. Престиж политиков также пострадал - если Шкафы начинают сами по себе летать, чего же ждать дальше. По толпе начала летать легкомысленная песенка:

...Ни власть, ни Бог и ни наука
Не понимает, как летит
Громадина - большая штука
Темнеет в небе - не свистит...


Необходимо было быстрое, внушающее доверие, можно сказать остроумное, объяснение ситуации. И оно было немедленно найдено. Группа молодых ученных из РАН, во главе с академиком Носиком, предложила особый термин - "замедленное падение". Суть явления заключалось в том, что на самом деле никуда Громадина не улетает, а напротив - она падает, только пока весьма замедленно. Явление, как заявляли ученные, хотя и очень редкое, но вполне закономерное и вписывающиеся в их общую теорию поля. По предоставленным расчетам крупный объект сначала замедленно поднимается над землей, а потом через некоторое время стремительно падает вниз. Дальнейшие выводы из этой теории были очевидны всякому здравомыслящему человеку - Здание вот-вот рухнет. Физики даже сообщили точное время: между 22:20 и 22:30. Телеграмму отправлял лично академик Носик.

Отодвинув толпу на безопасное расстояние, губернатор авторитетно озвучил
данные ученых и в который раз призвал всех к спокойствию. Он боялся,
что начнется паника, но жители города отнеслись к падению более чем
хладнокровно.

- Я же те говорил, что еманется.
- Ну и что? Еманется так еманется.
- Слышал Семныч? Говорят, упадет в 22:30.
- Ну и хрен с ней, - все тот же бас.
- Двадцать лет стоял дом, стоял-стоял, и тут на тебе, упал. Кризис налицо.
- Коммунисты им этого не пропустят.
- Коммунисты это все и организовали.
- Лиля, Маша!
- Что делается? Дома взлетают, потом падают. Что же дальше будет?
- Строить по нормальному не умеют, вот и падают.
- Дааа, ломать - не строить.

22:20 - не единого движения. Стены Здания освещаются множеством фотовспышек.

22:25 - Громадина не шевелится. Толпа волнуется, напряженно всматриваясь на силуэт в темнеющем небе.

22:28 - стоит на месте. Напряжение нарастает. Из динамиков агиток вырывается гимн РФ.

22:31 - ничего не произошло. Разочарованные вздохи и саркастические замечания.

- Снова набрехали!
- Ну и слава Богу!
- Этак она может в любой момент рухнуть.
- А ну в баню ее.
- Семен Семеныч, ну все - пошли домой.
- Подождем еще полчасика.
- Никому не верю. Ученые врут, власти врут, попы врут.
- Коммунисты не врут.
- Да шо Вы со своими коммунистами пристали?
- Надо в другую страну уезжать. Здесь всё с ума посходило.
- Надо болтать меньше, делать больше.
- Надо пить меньше. Ха-ха-ха.

Так бы и продолжалось, как вдруг кто-то закричал:
- Движется!

Тотчас стихло. Двести тысяч человек, задрав головы, смотрели как, постепенно ускоряясь, Громадина, Шкаф, а попросту Здание, начало улетать все выше и выше в небо. И почему-то сразу стало ясно всем, что никуда падать оно уже не будет, и улетает из города навсегда. Кое-где даже сняли головные уборы, а некоторые дети заплакали.

Через полчаса Громадина превратилась в звезду, помигала с минуту, и исчезла совсем. Откуда-то начали сбегаться небольшие тучки, разрывая звездный узор, и вскоре, начал накрапывать мелкий дождь.

Губернатор стоял возле трибуны, и смотрел в оставшиеся обрывки чистого неба, пытаясь угадать среди мерцающих огоньков улетевшее Событие. Сзади стоял черный, прикрывая патрона зонтом. Губернатор был недоволен:

- Даааа... вот тебе и замедленное падение. Авантюризм какой-то. - и помолчав несколько минут, заключил, - Безобразнейшее событие!

А народ начал расходиться. Событие исчерпало себя.